Игорь Агеев - Неспортивная история [Сценарий, использовавшийся в фильме «Куколка»]
— И у меня два блока жвачки из портфеля — тю-тю! — заявляет Тюхин.
Смотрю, сначала один, другой, потом еще и еще, и, наконец, все поворачивают головы в сторону Панова.
Панов отворачивается, смотрит строго перед собой, никого не замечая.
Тут встает Шура-пятиэтажный и направляется прямо к нему.
— Вернись на место! — одергивает его Елена.
— А чего? — Шурик кивает на меня. — Вон ее уже обыскали. — И Панову: — Покажь папочку!
Леша в ответ подымает папку с пола, запихивает ее в стол.
— Обойдешься.
— Ну-ка, держи его, — приказывает Шурик Нечаеву и еще одному приятелю, который за соседним столом.
Начинается свалка. Панова за руки держат. Пятиэтажный папку из стола достает.
— Не сметь! — кричит Елена и спешит Панову на выручку.
— Вот он! — Шурик подымает высоко над головой мой «плэйер».
Тут, конечно, общее «ах!» Елена останавливается. Панова отпускают. И Леша через всех на меня смотрит. Ой, как смотрит!.. Чувствую еще чей-то взгляд. Халява. Глаза у него прямо треугольные от удивления.
Панов срывается с места и бежит из класса.
Шитикова было дернулась за ним, на меня оглянулась… Смотрю на нее в упор. Она глаза опустила, вернулась к своему стулу.
— Пожалуйста. — Шурик передает магнитофон Елене.
А я Халикову незаметно кулак показываю. Халява кулак видит, втягивает голову в плечи, садится.
— Сколько волка ни корми, он все равно в лес… — мрачно замечает кто-то.
— Я не верю, — твердо говорит Елена, глядя на магнитофон.
— Коне-ечно, — тянет Шептунова, — любимый ученик. Традиций не нарушает.
— Шептунова! — срывается Елена. — Немедленно выйди за дверь.
— Почему это? — возмущается шепелявая Лидочка.
— И что же, так и будем с ворюгой в одном классе?! — Нечаев кричит.
— Правда глаза ест!
— К директору! Или в милицию!
— Правильно!.. Хватит с ним нянчиться!
— Ти-ши-на! — останавливает их Елена. — Шептунова, я просила тебя покинуть класс.
Лида, шмыгнув, встает, топает к выходу и стучит на прощанье дверью. Тут я, собрав разбросанные на полу учебники, перекидываю сумку через плечо, иду вслед за ней.
— На место! — приказывает Елена.
— К директору надо, — говорю всем, не обращая внимания на Елену. — И собрание. Чтобы рот не затыкали.
— К директору! — подхватывает пятиэтажный.
— К директору! — шумит Нечаев.
— К директору! К директору!..
Идем быстро по школьному коридору. Впереди я, чуть сзади пятиэтажный, Шептунова, Нечаев… Двадцать с лишним пар ног гулко шлепают по школе. За дверями кабинетов идут занятия. Сворачиваем направо, выходим на лестницу. Тах-тах-тах-тах! — дробно застучали по ступеням вниз…
…А в это время Елена Михайловна сидела в опустевшем классе, уткнув лицо в ладони.
Она устало провела пальцами ото лба до подбородка, подняла голову и тут заметила оставшегося за последним столом Халикова. Он сидел в классе один, не смел двинуться с места.
— Ну, а ты что же? — бесстрастно спросила Елена Михайловна.
— Я… Это… — Халиков встал, прижимая к себе папку. — Голова… Заболел я. Мне домой надо.
Елена Михайловна слабо кивнула и снова опустила лицо на ладони…
…Спускаемся с лестницы. Впереди длинный коридор. В конце коридора- кабинет директора'. Идем. Теперь кажется, что все шагают в ногу. Так и хочется вслух: раз-два! Раз-два! Раз-два!..
…Леша Панов стоял в подворотне, напротив школы, прислонившись спиной к стене. Куртка на нем была расстегнута, шарф торопливо закручен вокруг шеи, вязаную шапочку Панов мял в руках. Отделившись от стены, вдруг решительно натянул шапочку на голову и направился через дорогу к школьному крыльцу. Остановился, пройдя метров пятнадцать, постоял, повернулся, пошел назад. Походя он зачерпнул с газона горсть снега. Вернулся на прежнее место, слепил снежок, жадно откусил от него чуть ли не половину, пожевал, выплюнул. Посмотрел на здание школы и изо всей силы влепил снежок в противоположную стену…
…Стоим в кабинете Георгия Матвеевича. Кабинет небольшой, так что мы еле-еле смогли все сюда втиснуться.
— Пригласите Елену Михайловну ко мне, — говорит директор, — а сами поднимайтесь наверх и ждите нас в классе.
— Так, может, милицию вызвать? — спрашивает кто-то за моей спиной.
— Обойдемся без милиции, — отвечает Георгий Матвеевич. — Пока не поймем, так сказать… м-м… что к чему…
…Панов сидел у стены на корточках, сунув руки в карманы куртки, подняв лицо к каменному своду арки. Думал. Потом он встал, собрался было повернуться и уйти, но вдруг увидел выскочившего на крыльцо Халикова. Тот быстренько сбежал по ступенькам вниз и часто-часто, оглядываясь на школьные окна, затрусил через трамвайную линию.
Панов выглянул из подворотни, проследил за направлением движения Халикова и, повернувшись, бросился дворами, наперерез…
Халиков шел быстрым шагом, глядя под ноги, мимо кирпичной пятиэтажки, в которой жил. Он миновал одну-две парадные двери и свернул в небольшой проход, ведущий к третьей, своей. Поднял глаза и остановился как вкопанный. У входа его поджидал Панов. Их взгляды встретились.
Федюня вышел из оцепенения через три-четыре секунды. Попятился сначала, а потом, развернувшись, бросился бежать. Панов быстро догнал его, подсек ногу. Халиков грохнулся на заснеженный асфальт.
— Вставай, — сказал Панов.
Халиков зашевелился, повернулся на спину, сел.
— Вставай! — Леша схватил его за шиворот, поднял, поставил на ноги.
Халиков шмыгнул носом, потянулся было за валявшейся на асфальте папкой. Панов одной рукой встряхнул его, другой подобрал папку и так же, за шиворот, потащил Федюню к скамейке. Рывком усадил Халикова, сел рядом.
— Ну?.. Рассказывай.
— Чё? Чё? — засуетился Федюня. — Я ничего не знаю. — И он попытался встать.
— Все ты знаешь. — Панов силой удержал его рядом. — Рассказывай!
— Не, — мотнул головой Халява, — не знаю.
Панов встал, прошелся вперед-назад перед скамейкой, повернулся к Халикову и, взяв того за грудки, поднял, как куль.
— Я убью тебя, — сказал он убежденно. — Я убью тебя, Халява. Понимаешь?.. Не ради себя. Ради Елены.
— Пусти, пусти… — захрипел Хали-ков.
Панов с силой толкнул его на скамейку:
— Говори.
— Я не знал, что она тебе магнитофон подбросит, — заскулил Халява, потирая сдавленное горло. — Я думал, она его для себя…
Панов с облегчением выдохнул воздух, опустился на скамейку, рядом с Федюней.
— Ну вот и хорошо, — сказал устало. — Вот и хорошо…
Стоим скопом возле кабинета математики. Занятия во всей школе продолжаются, но у нас следующий урок, историю, отменили в связи с событиями.
Ждем.
— Замнут это дело, — говорит Шептунова с сомнением, — начальству лишний скандал ни к чему.
— А мы-то на что? — возражает Нечаев.
— Куда они денутся? — грозит пятиэтажный. — Как скажем, так и будет.
Настроение в народе воинственное. Ходят кругами на одном месте, друг друга подбадривают, переглядываются, готовятся к бою.
— Шурик, — спрашиваю, — а куда Халява делся?
— Не знаю, — пожимает плечами, — здесь где-то был…
Вдруг слышим шаги. По коридору к нам идут Георгий Матвеевич, Валентина Николаевна, Елена. Лица у всех троих, будто касторки накушались. Серьезные, сосредоточенные.
Подходят. Елена дверь отпирает.
— Заходите, — говорит директор.
И мы потянулись в класс.
А в это время Панов и Халиков спешили к школе.
— Лёш, — вдруг остановился Федюня, когда они уже перешли трамвайную линию, — я туда не пойду.
— Пойдешь, — сказал ему Панов.
— Не, — возразил Халиков. — Скажи, будто ты сам догадался. Она ведь меня…
— Халява, — Панов положил руки Халикову на плечи, — я тебя очень прошу, пойдем!.. Мне одному не поверят, ты же знаешь. Ну, стань ты человеком, хоть на полчаса!
Халиков, опустив глаза вниз, отрицательно замотал головой.
— Что, мне тебя на руках нести, что ли?
Халиков шмыгнул носом, посмотрел куда-то в сторону.
— Ну? — потрепал его по загривку Панов. — Пойдем?.. — Повернулся и за шагал к крыльцу.
Халиков постоял, постоял на месте и поплелся-таки вслед за ним, как на гильотину…
И вот Халиков и Панов стоят у доски, перед классом. Федюня глядит себе под ноги, ощущая себя человеком конченым. Панов смотрит на него, сунув руки в карманы брюк.
За учительским столом Елена, Георгий Матвеевич, Валентина Николаевна.
— Да ведь он его запугал! — вскакиваю с места. — Ведь Халяву запугать…
Тут я затыкаюсь, потому что вижу глаза моих одноклассников. Слов таких еще не придумали, чтобы рассказать, что в этих глазах! Беру свою сумочку и медленно-медленно иду по проходу к дверям. Тридцать пар глаз ведут меня, как под прицелом. Вдруг крик с заднего стола, словно молния. И кричит-то, кажется, Шура-пятиэтажный:
